Саламандра открыла рот, чтобы ответить, но вампира и след простыл.
Ни травинка не шелохнулась.
Но куда ему идти, если портал не открыть? Даже стихийная магия не работает, а сущность блокируется. Хотя сытый вампир, если верить книгам, способен передвигаться на запредельной скорости. Такой, пожалуй, и от призрачных гончих уйдет. А с умениями и опытом бывшего тайного советника — и от демонов.
Сжав зубы, стараясь не обращать внимания на боль, Малица заставила себя встать. Нужно идти, если хочешь жить.
Голова по-прежнему кружилась.
Ее укусил вампир! И не в шею, как в романах и рассказах боевых магов, а в запястье. Логично: Малица знала, именно там вены ближе всего к коже. Вот если бы шан Теон хотел убить, тогда бы занялся артериями на горле. Он же проявил странное, воистину аристократическое великодушие, всего лишь сделал донором. Все равно противно! Его губы, этот чмокающий звук, колено на пояснице. Радовало одно: никакой заразы шан Теон не занесет. Он высший вампир, родовитый аристократ и за собой следит. Даже зубы вонзил с первого раза, не рвал кожу.
Малица усмехнулась. Выискивает плюсы там, где их быть не может! Но самый главный: она жива. И пока не инфицирована. Вот если бы лорд шан Теон привел весь клан, тогда да. Впрочем, саламандра и не узнала бы: умерла, даря остатки крови второму или третьему вампиру.
Как же плохо-то! Хочется лечь и лежать.
Леденящий душу вой затмил все. И уже не больно, и слетела сонливость, и с ног упали кандалы.
Малица затравленно огляделась и сорвалась на бег. Вслед за луной, впереди серебристых теней и живого пламени глаз.
Похолодало.
Пар шел изо рта, оставляя после беглянки след из тающего тепла.
Просека! Успеть бы, тогда станет легче.
Если свои гончие, не тронут. А если чужие?
Быстрей, быстрей и быстрей! Ветка — отвести. Коряга — перескочить. Ручей — перепрыгнуть. Кусты — прорваться.
Страх пульсировал в ушах и постепенно обретал материальность. Вот они, тени, обступили со всех сторон и стремятся настигнуть. Пока Малица впереди, но надолго ли?
Стылая земля под ногами. Холодные звезды на небе. Пахнет влагой и прелой листвой. Щеки чуть пощипывает легкий морозец.
Сил бежать уже нет. Задыхаясь, Малица остановилась на лесной поляне. Бока ходили ходуном, горло будто натерли наждачной бумагой.
Луна скрылась за облаками, в смутном ночном свете ничего не разглядеть.
И мурашки по телу от рогов Дикой охоты. Казалось, они одновременно далеко и близко. Низкий утробный звук — приговор всему живому и мертвому.
Раз в год, в тоскливом ноябре, демонов одолевает черная меланхолия. Свет в душе гаснет, уступая место мраку. Глаза их становятся холоднее льда, в сердцах умирают чувства, и темная суть рвется наружу. Спустив собак, они несутся по бескрайним просторам. Горе любому, кто им помешает! Демоны не пощадят, либо убьют сами, либо затравят псами. Страшный древний обычай!
Дикие охоты строжайше запрещены в Империи раздолья, но ректор, похоже, нарушил указ. Оставалось только гадать, насколько строгим окажется наказание. Если выживешь, саламандра.
Малица напряженно вглядывалась в лес. Куда пронеслась стая, почему она больше не видит и не слышит гончих? Может, повезло, и беда прошла мимо? Право слово, вампир — куда более лакомая добыча, а собаки ректора знают Малицу.
Так и есть, рог трубит уже впереди, чуть в стороне. Обошлось!
Малица не услышала — кожей почувствовала звук, но обернуться не успела, так и застыла, подавившись собственным дыханием.
Предательница-луна не хотела показываться. А может, просто жалела: в темноте легче самому стать мраком.
На плече саламандры лежала тяжелая рука. И ногти у нее не черные. Не лорд шан Теон вернулся — охотник настиг жертву. Вздрагивая всем телом, Малица очень медленно, до последнего веря в спасение, обернулась.
Чужие глаза. Чужие холодные глаза самой смерти. Пронзительные, зеленые. В руках — взведенный арбалет.
Вместе с луной из тени неслышно вышли призрачные гончие. Горящие глаза соперничали с пламенем пожара.
Все повторялось вновь, только наяву: поляна, луна, скупо льющая свет сквозь кроны деревьев. Под ногами — мокрая смесь земли и листвы, липнущая к ботинкам. Промозгло, щиплет уши слабый нарождающийся морозец.
И демон, из плоти и крови, с арбалетом на плече. Стоит, смотрит, оценивает, достойна ли Малица жить. За спиной щерят пасти призрачные гончие. Они взяли жертву в кольцо и уже никуда не отпустят.
Ректор? Но отчего тогда такие пустые глаза? Демон рогат. Хвост обвивает ноги.
Малица силилась вспомнить, как выглядел лорд ти Онеш в хтоническом облике, и не могла. Страх парализовал мысли, она даже назвать его по имени не могла. Или не его — ночь перемешала карты. Только вот в видении стоял именно ректор.
Какого цвета его рога, какого?! Вспоминай, Малица!
Трубят рога Дикой охоты.
Демон смотрит холодно. Малица что-то лепечет, но слова стынут в воздухе. Она сама понимает: напрасно, нужно только ждать.
Алые глаза гончих совсем близко. Они все теснее сжимают кольцо, вскоре слюна потечет по платью, а плоть узнает, насколько остры зубы.
Потом — будто щелчок, и безвременье ушло, снова закрутился маховик минут. Как же мало их осталось!
Лорд ти Онеш, это его запах, его глаза, рога, хвост. Только остался ли прежний разум?
По позвоночнику струился холодком пот.
— Милорд! — как последнюю надежду, чуть слышно пробормотала Малица.
Пальцы демона разжались. Он отступил в темноту, гончие за ним. Все это — безмолвно.